Ночью надо спать. Факт.
Иначе отдашься на растерзание мыслям, в тёмное время суток имеющим обыкновение приобретать мрачные оттенки, или начнёшь заниматься чушью, до которой ни в жизнь бы не додумался средь бела дня.
Вчера мне приснился кошмар. Можно его так назвать, наверное?..
Привиделось, что я засунула в библиотечную книжку конверт с деньгами (там вполне приличная сумма была, тысяч шестнадцать, кажется), а книжку сдала в обратно. Проснулась в ужасе, сразу начала лихорадочно соображать, в какую из библиотек мне надо ехать и смогу ли вернуть нажитое непосильным трудом. Жуть. Какова жизнь, таковы и кошмары. 
В общем, пробудившись в два ночи от потрясения, скупой рыцарь уснуть уже не смог и бодрствовал до рассвета.
Только в затуманенную бессонницей голову могла прийти дурная мысль включить среди ночи "Осеннюю сонату" Бергмана, чтобы своё величество развлечь. Такое и днём смотреть надо аккуратно, дабы беречь психику, а тут... Лучше бы "Звонок" какой-нибудь глянула, ей-богу. Пришлось потом восстанавливать душевное равновесие и лечить растрёпанные чувства старым добрым "Лостом". Вот так я провожу время ночами. 
Очень страшное кино. Столько боли и безысходности, невыносимо, на разрыв, навылет. Эти хмельные ночные беседы, где границы дрогнули, плотина прорвалась, и с отчаянием пополам с облегчением изливается наболевшее за годы.
А легче от излития не становится ни на йоту, никакого вам чувства освобождения и движения к достижению согласия. Только всё тот же навеки запутанный клубок любви и ненависти, зависимости и отчуждения, жестокости и отчаяния, боли и пустоты. Пробуксовывание в грязи. Выстрелы вхолостую. Такие лютые игры в дочки-матери, не щадящие участников. Если даже Шопена они чувствуют настолько по-разному, какое уж там может быть достижение взаимопонимания.

Поймала себя на мысли, что при первом просмотре ленты очень сочувствовала несчастной, недолюбленной Еве и искренне сострадала на глазах стареющей Шарлотте, на которую все эти признания и претензии дочери льются лавиной, абсолютно безжалостно. Сейчас же я всей душой сопереживала Виктору, мужу Евы. Потому что он жену безгранично любит, а она просто не в состоянии ответить тем же. Не может, не способна. Никак. Это словно пропасть. Чёрная дыра, в которой бесследно исчезает чувство Виктора. Нереально жаль его.

Так вот, да простит меня любимый нежно маэстро Бергман за такие безумные ассоциации, но этот ночной кинопросмотр (да, "Лост" тоже свою лепту внёс, так как в нём тема взаимоотношений отцов и детей одна из ведущих) помог мне ответить самой себе на вопрос, отчего я так до нелепости сильно недолюбливаю Рейвен, о чём писала уже в своём постфениксовском посте. Ага, я снова об "Икс-менах". Простите, друзья.

Не нравится мне, когда я настолько необъективна. Любишь или не любишь персонажа, но уж постарайся быть справедливым к нему. А тут ощущение такое, что моё видение идёт прямо-таки вразрез с тем, что показывают. Потому как сами создатели, судя по всему, считают Рейвен замечательной. И путь её очень правильный, несмотря на метания и на то, что она нередко противоречит самой себе: от неуверенной девочки, идущей через нелёгкое взросление к обретению себя, к статусу героини и признанию среди мутантов. Загляденье же, а не биография. И вещи говорит верные нередко. Этакий правдоруб. И ошибок она, надо заметить, наделала гораздо меньше, чем другие центральные персонажи истории.
А остальные столько натворили. Руководствуясь благими побуждениями, или из отчаяния, или не в силах справиться с гневом и болью, или из-за невозможности увидеть иной путь. Но их всё равно любишь, понимаешь и жалеешь. А с Рейвен ну никак. В последнем фильме просто видеть её не могу. Причём Мистик из старой трилогии вызывает гораздо больше симпатии и сочувствия, хоть она и на стороне зла. Мне упорно кажется, что в одном взгляде, брошенном на Эрика в тот момент, когда он бессердечно оставил её, ставшую обычным человеком, больше драмы, чем во всей истории новой Рейвен. Холодно становится, когда я вижу на экране эту героиню. И от её правды тошно. От взгляда Евы вот тоже холодно. Веет от них обеих жутью. Хотя, если подумать, пугать в "Сонате" должна Шарлотта. С её холодностью, жёсткостью, эгоизмом, тотальной потерянностью между "быть" и "казаться". А Ева - жертва. Но страшновато с ней рядом, тем не менее. Там очень больной момент, связанный с любовью к себе.
Так уж вышло, что мы пришли в этот мир, чтобы в нём существовать, и обратно нас никто не родит. А в процессе существования приходится о себе заботиться, себя понимать, ограждать от дурного, следить за самочувствием, утешать, подбирать занятия по душе и подходящее окружение, лечить себя, кормить, приводить в порядок, вытаскивать из эмоциональной бездны... И прочее, прочее... И научить себя быть счастливым, пусть это и бесконечно сложно в страшном мире при отсутствии возможности погрузиться в блаженство неведения. Никто за нас это всё делать не обязан. Ни мама, ни муж, ни сын, ни учитель, ни психотерапевт. Если сам это выполнять не в состоянии, начинаешь перекладывать ответственность на близких и родных, требуя то, что те дать попросту не могут, ибо собственную любовь чужая не заменит. Или, не в силах справиться с невротической, неутолимой потребностью в любви, ползёшь за каждым, кто погладит (даже за Магнето каким-нибудь, хотя очевидно же, что ничем добрым это не кончится). И не можешь дать окружающим, даже самым дорогим, тепла, ибо этого тепла и для самого себя в душе не найти. И никак не преодолеть фатальную зависимость от чужого мнения, от того, что идентифицировать себя получается только через призму этого самого мнения, и обиды не забываются и не прощаются, потому что жестокие слова не просто задели когда-то, они определили тебя и твою судьбу (годами, например, можно хранить в памяти неосторожные слова Хэнка про внешность, ведь они сыграли настолько роковую роль в выборе пути).
Ева, не наученная себя любить, считает ответственной за поломанную жизнь маму. Отнюдь не беспочвенно, конечно, но всё же... Рейвен, по всей видимости, обвиняет приёмного брата, хоть и не устраивает ему подобных сцен ночных откровений. Но ведь эти очень даже справедливые и горькие высказывания о домашних питомцах появляются не просто так. И Чарльз действительно перед ней виноват. В том, что, сам будучи недолюбленным и одиноким ребёнком, всю свою заботу вылил на оказавшуюся на его пути девочку, окружив её прямо-таки гиперопекой из страха потерять, не желая видеть, что она выросла, не принимая всерьёз. Совершает извечную ошибку набоковского Драйера, "сажающего человека на полочку" и считающего, что он навеки останется на ней: считает, что самых близких мы знаем от и до, и они полностью укладываются в рамки наших представлений о них, не замечает за этими рамками очень многого.
Виноват - и сам это понимает. Потому и совершает практически невозможный при его отношении к сестре шаг, отпуская и давая ей полную свободу действий в конце "Первого класса", полностью устраняясь из её жизни. Чем ей не доказательство огромной любви? И выползает из кризиса ради того, чтобы помочь ей. И упорно пытается спасти от непоправимого шага, способного искалечить душу, и позволяет ей самой принять решение (убивать или проявить милосердие) в финале "Дней минувшего будущего". И никогда ни в чём не упрекает больше, после своей некрасивой вспышки в первом фильме. И неизменно напоминает, что у неё есть дом. И пускает Апокалипсиса в своё сознание, чтобы её спасти. И даёт возможность тренировать отряд супергероев, раз уж ей подобное так близко по духу. Только всё это делается не ради войны, а во имя мира, потому что войну Ксавьер ненавидит.
Но Рейвен всё равно мало. И в том, как холодно, свысока, презрительно, а порой чуть ли не с отвращением она говорит с Чарльзом, мне чудится боль и непрощённая обида. И неизменный горький упрёк.

А Ева бросает в Шарлотту отравленными словами, но за полными отчаяния упреками звучит мольба о любви, которая могла бы всё исправить. Только это - иллюзия, и запоздалая мамина любовь не сможет заполнить пустоту внутри. И любовь Виктора не может. И сама Ева не подарит чувство ни больной сестре, ни мужу. Как бы сама того не желала, как бы ни были они ей дороги. Любит она лишь своего покойного сына, но мёртвых любить, как известно, легче, чем живых. Способность создавать привязанности явно деформирована. Потому и знобит при взгляде на неё, хоть и жалко героиню до слёз просто.
А Рейвен вроде как любит Хэнка, но оставляет ему только тоску и разбитое сердце. И Чарльза, по её словам, любит, но бросает в самую лютую минуту, практически никогда не поддерживает и не гнушается бить по большому. И оставляет ему только боль и чувство вины, которое он, судя по всему, будет тащить на плечах до конца дней своих. И Эрика она вроде как... Ну, наверное, всё же любит по-своему. И прощает ему попытку убийства. Только гложет меня подленькая мыслишка, что простила она Магнето лишь после того, как обыграла на его же поле. Такое великодушие победителя. И произносит прекрасные речь, когда пытается вернуть Магнето на светлую сторону, только я не ощущаю чувства за её словами, и потому они кажутся мне пустыми. И да, ведь даже Эрику она оставила лишь пустоту и жажду мести.
И, конечно, я не желала Мистик того, что с ней случилось, но вот так, убиться об забор, засунувшись в опасную миссию. Неудивительно... Ева вот честно говорит про суицид, а здесь ничего такого вроде и не подразумевается, но за героической деятельностью мне (опять же, подленько) мерещилась тяга к саморазрушению, взращенная ненавистью к себе. Страшное дело. И вот этот подводный камешек личности мешает мне восхищаться прекрасной Рейвен, увы. Жаль её очень. Но любить не могу. Более того: настолько я редиска, что даже должное я ей отдать не могу, признав её несомненные достоинства. Стыдно, но так оно.
А у Евы и Шарлотты всё же есть шанс. Я оптимист, не верю, что всё безнадёжно. Хоть про прощение или даже намёк на него вряд ли стоит говорить. Но Ева всё же нашла в себе силы написать матери. И мне не просто так показали посветлевшие глаза Ингрид Бергман в финале "Сонаты".
Хотя, знаете, самое главное в фильме обсуждалось ночью, и кинопросмотр состоялся ночью, и даже этот сумбурный пост создавался в ночное время, так что всё это - просто полуночный бред в кубе, и он, как и любой сорок, может рассеяться с первыми солнечными лучами.
Оставлю здесь очень красивое видео по "Людям Икс", найденное некогда на просторах инета. Пронзительная история о нелёгком выборе. А ещё в нём мелькнули мои любимые мэтры, ради которых когда-то и начала смотреть фильмы о мутантах. И да, там нашли себе место и надежда, и боль. И много моего голубоглазого солнца.

Вчера мне приснился кошмар. Можно его так назвать, наверное?..


В общем, пробудившись в два ночи от потрясения, скупой рыцарь уснуть уже не смог и бодрствовал до рассвета.


Очень страшное кино. Столько боли и безысходности, невыносимо, на разрыв, навылет. Эти хмельные ночные беседы, где границы дрогнули, плотина прорвалась, и с отчаянием пополам с облегчением изливается наболевшее за годы.
А легче от излития не становится ни на йоту, никакого вам чувства освобождения и движения к достижению согласия. Только всё тот же навеки запутанный клубок любви и ненависти, зависимости и отчуждения, жестокости и отчаяния, боли и пустоты. Пробуксовывание в грязи. Выстрелы вхолостую. Такие лютые игры в дочки-матери, не щадящие участников. Если даже Шопена они чувствуют настолько по-разному, какое уж там может быть достижение взаимопонимания.

Поймала себя на мысли, что при первом просмотре ленты очень сочувствовала несчастной, недолюбленной Еве и искренне сострадала на глазах стареющей Шарлотте, на которую все эти признания и претензии дочери льются лавиной, абсолютно безжалостно. Сейчас же я всей душой сопереживала Виктору, мужу Евы. Потому что он жену безгранично любит, а она просто не в состоянии ответить тем же. Не может, не способна. Никак. Это словно пропасть. Чёрная дыра, в которой бесследно исчезает чувство Виктора. Нереально жаль его.

Так вот, да простит меня любимый нежно маэстро Бергман за такие безумные ассоциации, но этот ночной кинопросмотр (да, "Лост" тоже свою лепту внёс, так как в нём тема взаимоотношений отцов и детей одна из ведущих) помог мне ответить самой себе на вопрос, отчего я так до нелепости сильно недолюбливаю Рейвен, о чём писала уже в своём постфениксовском посте. Ага, я снова об "Икс-менах". Простите, друзья.


Не нравится мне, когда я настолько необъективна. Любишь или не любишь персонажа, но уж постарайся быть справедливым к нему. А тут ощущение такое, что моё видение идёт прямо-таки вразрез с тем, что показывают. Потому как сами создатели, судя по всему, считают Рейвен замечательной. И путь её очень правильный, несмотря на метания и на то, что она нередко противоречит самой себе: от неуверенной девочки, идущей через нелёгкое взросление к обретению себя, к статусу героини и признанию среди мутантов. Загляденье же, а не биография. И вещи говорит верные нередко. Этакий правдоруб. И ошибок она, надо заметить, наделала гораздо меньше, чем другие центральные персонажи истории.
А остальные столько натворили. Руководствуясь благими побуждениями, или из отчаяния, или не в силах справиться с гневом и болью, или из-за невозможности увидеть иной путь. Но их всё равно любишь, понимаешь и жалеешь. А с Рейвен ну никак. В последнем фильме просто видеть её не могу. Причём Мистик из старой трилогии вызывает гораздо больше симпатии и сочувствия, хоть она и на стороне зла. Мне упорно кажется, что в одном взгляде, брошенном на Эрика в тот момент, когда он бессердечно оставил её, ставшую обычным человеком, больше драмы, чем во всей истории новой Рейвен. Холодно становится, когда я вижу на экране эту героиню. И от её правды тошно. От взгляда Евы вот тоже холодно. Веет от них обеих жутью. Хотя, если подумать, пугать в "Сонате" должна Шарлотта. С её холодностью, жёсткостью, эгоизмом, тотальной потерянностью между "быть" и "казаться". А Ева - жертва. Но страшновато с ней рядом, тем не менее. Там очень больной момент, связанный с любовью к себе.
Так уж вышло, что мы пришли в этот мир, чтобы в нём существовать, и обратно нас никто не родит. А в процессе существования приходится о себе заботиться, себя понимать, ограждать от дурного, следить за самочувствием, утешать, подбирать занятия по душе и подходящее окружение, лечить себя, кормить, приводить в порядок, вытаскивать из эмоциональной бездны... И прочее, прочее... И научить себя быть счастливым, пусть это и бесконечно сложно в страшном мире при отсутствии возможности погрузиться в блаженство неведения. Никто за нас это всё делать не обязан. Ни мама, ни муж, ни сын, ни учитель, ни психотерапевт. Если сам это выполнять не в состоянии, начинаешь перекладывать ответственность на близких и родных, требуя то, что те дать попросту не могут, ибо собственную любовь чужая не заменит. Или, не в силах справиться с невротической, неутолимой потребностью в любви, ползёшь за каждым, кто погладит (даже за Магнето каким-нибудь, хотя очевидно же, что ничем добрым это не кончится). И не можешь дать окружающим, даже самым дорогим, тепла, ибо этого тепла и для самого себя в душе не найти. И никак не преодолеть фатальную зависимость от чужого мнения, от того, что идентифицировать себя получается только через призму этого самого мнения, и обиды не забываются и не прощаются, потому что жестокие слова не просто задели когда-то, они определили тебя и твою судьбу (годами, например, можно хранить в памяти неосторожные слова Хэнка про внешность, ведь они сыграли настолько роковую роль в выборе пути).
Ева, не наученная себя любить, считает ответственной за поломанную жизнь маму. Отнюдь не беспочвенно, конечно, но всё же... Рейвен, по всей видимости, обвиняет приёмного брата, хоть и не устраивает ему подобных сцен ночных откровений. Но ведь эти очень даже справедливые и горькие высказывания о домашних питомцах появляются не просто так. И Чарльз действительно перед ней виноват. В том, что, сам будучи недолюбленным и одиноким ребёнком, всю свою заботу вылил на оказавшуюся на его пути девочку, окружив её прямо-таки гиперопекой из страха потерять, не желая видеть, что она выросла, не принимая всерьёз. Совершает извечную ошибку набоковского Драйера, "сажающего человека на полочку" и считающего, что он навеки останется на ней: считает, что самых близких мы знаем от и до, и они полностью укладываются в рамки наших представлений о них, не замечает за этими рамками очень многого.
Виноват - и сам это понимает. Потому и совершает практически невозможный при его отношении к сестре шаг, отпуская и давая ей полную свободу действий в конце "Первого класса", полностью устраняясь из её жизни. Чем ей не доказательство огромной любви? И выползает из кризиса ради того, чтобы помочь ей. И упорно пытается спасти от непоправимого шага, способного искалечить душу, и позволяет ей самой принять решение (убивать или проявить милосердие) в финале "Дней минувшего будущего". И никогда ни в чём не упрекает больше, после своей некрасивой вспышки в первом фильме. И неизменно напоминает, что у неё есть дом. И пускает Апокалипсиса в своё сознание, чтобы её спасти. И даёт возможность тренировать отряд супергероев, раз уж ей подобное так близко по духу. Только всё это делается не ради войны, а во имя мира, потому что войну Ксавьер ненавидит.
Но Рейвен всё равно мало. И в том, как холодно, свысока, презрительно, а порой чуть ли не с отвращением она говорит с Чарльзом, мне чудится боль и непрощённая обида. И неизменный горький упрёк.

А Ева бросает в Шарлотту отравленными словами, но за полными отчаяния упреками звучит мольба о любви, которая могла бы всё исправить. Только это - иллюзия, и запоздалая мамина любовь не сможет заполнить пустоту внутри. И любовь Виктора не может. И сама Ева не подарит чувство ни больной сестре, ни мужу. Как бы сама того не желала, как бы ни были они ей дороги. Любит она лишь своего покойного сына, но мёртвых любить, как известно, легче, чем живых. Способность создавать привязанности явно деформирована. Потому и знобит при взгляде на неё, хоть и жалко героиню до слёз просто.
А Рейвен вроде как любит Хэнка, но оставляет ему только тоску и разбитое сердце. И Чарльза, по её словам, любит, но бросает в самую лютую минуту, практически никогда не поддерживает и не гнушается бить по большому. И оставляет ему только боль и чувство вины, которое он, судя по всему, будет тащить на плечах до конца дней своих. И Эрика она вроде как... Ну, наверное, всё же любит по-своему. И прощает ему попытку убийства. Только гложет меня подленькая мыслишка, что простила она Магнето лишь после того, как обыграла на его же поле. Такое великодушие победителя. И произносит прекрасные речь, когда пытается вернуть Магнето на светлую сторону, только я не ощущаю чувства за её словами, и потому они кажутся мне пустыми. И да, ведь даже Эрику она оставила лишь пустоту и жажду мести.
И, конечно, я не желала Мистик того, что с ней случилось, но вот так, убиться об забор, засунувшись в опасную миссию. Неудивительно... Ева вот честно говорит про суицид, а здесь ничего такого вроде и не подразумевается, но за героической деятельностью мне (опять же, подленько) мерещилась тяга к саморазрушению, взращенная ненавистью к себе. Страшное дело. И вот этот подводный камешек личности мешает мне восхищаться прекрасной Рейвен, увы. Жаль её очень. Но любить не могу. Более того: настолько я редиска, что даже должное я ей отдать не могу, признав её несомненные достоинства. Стыдно, но так оно.

А у Евы и Шарлотты всё же есть шанс. Я оптимист, не верю, что всё безнадёжно. Хоть про прощение или даже намёк на него вряд ли стоит говорить. Но Ева всё же нашла в себе силы написать матери. И мне не просто так показали посветлевшие глаза Ингрид Бергман в финале "Сонаты".
Хотя, знаете, самое главное в фильме обсуждалось ночью, и кинопросмотр состоялся ночью, и даже этот сумбурный пост создавался в ночное время, так что всё это - просто полуночный бред в кубе, и он, как и любой сорок, может рассеяться с первыми солнечными лучами.

Оставлю здесь очень красивое видео по "Людям Икс", найденное некогда на просторах инета. Пронзительная история о нелёгком выборе. А ещё в нём мелькнули мои любимые мэтры, ради которых когда-то и начала смотреть фильмы о мутантах. И да, там нашли себе место и надежда, и боль. И много моего голубоглазого солнца.
